у меня здесь всё про тебя, о тебе и к тебе
Закутавшись в плед и натянув две пары носков, грею руки о кружку, в которой дымится чай, привезённый специально для меня из Питера. А за стеклом картинка от туда же с котами и разведённым мостом. И мне почти хорошо. Не хватает только стены. Своей собственной стены, куда можно было бы повесить картинку с котами из того самого города, где страшное количество лет назад я была зачата..
И вдруг натыкаюсь в сети на стихи и понимаю, что попала. Опять влюблена. И на этот раз я даже назову вам имя - поэт Вера Полозкова. Кстати, у неё двадцать какого-то октября концерт в Самаре в "Звезде". Кому интересно, найдёте на в_контакте, оставить ссылку для меня слишком, я и так слишком много и слишком рано сказала.)
Отчего-то, когда я увлекаюсь чтивом, которое поглощает меня с головой, я начинаю видеть свою жизнь не как участник, а как сторонний наблюдатель. Туман. Туман, который создаёт впечатление спокойствия, уюта, красоты и местами даже волшебства. Но стоит посильней дунуть, туман развеится и откроет голые ветки да грязный асфальт. И ничего. Ни любви, ни семьи, ни дела, ни таланта, ни близкого человека, ни собственного шалаша, где можно просто сидеть и быть уверенным, что никто не постучит и не войдёт без разрешения, ни даже кошки, которую можно гладить, когда хочется плакать и собаки, которая каждый раз встречает у двери и всегда любит: больную, весёлую, пьяную, скучную, грустную.. Ни одной истории. Всё выдумка. Невнятное начало, скомканная середина и вялая концовка с многоточием..
А то, что видят другие, и то, что прокручивается для себя как воспоминания - придуманные иллюзии. Вся жизнь словно договор с собой "а давай будет так.." Давай будет так, что я красивая и сильная. Давай будет так, что меня ничто не может тронуть, ранить. Давай так, что мне не будет больно. Разве что в каких-то извращённых сексуальных играх под настроение.
Сейчас изо всех сил стараюсь не придумать себе любовь. И единственное, что сдерживает - боюсь заиграться. (Хочется сказать: "Я люблю тебя!", но всё время некому. Рената Литвинова)
Возможно я слишком далеко зашла в своей игре в равнодушие. И оно уже стало не просто защитным покрывалом, а частью меня самой.
Директор мне говорит: Наташа, если тебе это нужно, если ты всё ещё здесь, делай, не сиди, каждый день делай то, что приближает тебя к цели. А я киваю и соглашаюсь. Я говорю: да, мне это надо, да, я этого хочу, да, я буду делать. И сама в это верю. А потом делаю лишь то, что оказывается единственно имеет для меня значение.
Уехать куда-нить на фэст, слиться с природой и отгородиться глухой стеной от людей, потому что мне н е и н т е р е с н о.
Слушать музыку, которая одна способна ещё хоть что-то задевать в моей душе.
Читать стихи, прозу - те самые, от которых нельзя оторваться и которые дают осознание ни то что бездарности, а собственной никчёмности. Ничто.
Я не умею писать. Мне плевать, что я не могу рисовать, как они, не могу петь, как они, не могу шить, танцевать, играть и что-там ещё могут потрясающе делать люди. Я не могу так писать, вот что меня убивает.
И вот тогда хочется курить. Покрепче, да поглубже. Как будто это чем-то поможет. Ещё одна иллюзия. Только ещё один образ.
И даже убиться апстену уже не хочется. Потому что смерть давно перестала пугать и видется освобождением. А разве мазохист жаждет освобождения? Он хочет жить вечно, неистово надеясь, что всё изменится и прекрасно понимая, что это невозможно.
А наивная линеечка всё продолжает отсчитывать дни с того момента, как я получила счастье. Да, я - счастлива. И в свете описанного это звучит как диагноз.
И вдруг натыкаюсь в сети на стихи и понимаю, что попала. Опять влюблена. И на этот раз я даже назову вам имя - поэт Вера Полозкова. Кстати, у неё двадцать какого-то октября концерт в Самаре в "Звезде". Кому интересно, найдёте на в_контакте, оставить ссылку для меня слишком, я и так слишком много и слишком рано сказала.)
Отчего-то, когда я увлекаюсь чтивом, которое поглощает меня с головой, я начинаю видеть свою жизнь не как участник, а как сторонний наблюдатель. Туман. Туман, который создаёт впечатление спокойствия, уюта, красоты и местами даже волшебства. Но стоит посильней дунуть, туман развеится и откроет голые ветки да грязный асфальт. И ничего. Ни любви, ни семьи, ни дела, ни таланта, ни близкого человека, ни собственного шалаша, где можно просто сидеть и быть уверенным, что никто не постучит и не войдёт без разрешения, ни даже кошки, которую можно гладить, когда хочется плакать и собаки, которая каждый раз встречает у двери и всегда любит: больную, весёлую, пьяную, скучную, грустную.. Ни одной истории. Всё выдумка. Невнятное начало, скомканная середина и вялая концовка с многоточием..
А то, что видят другие, и то, что прокручивается для себя как воспоминания - придуманные иллюзии. Вся жизнь словно договор с собой "а давай будет так.." Давай будет так, что я красивая и сильная. Давай будет так, что меня ничто не может тронуть, ранить. Давай так, что мне не будет больно. Разве что в каких-то извращённых сексуальных играх под настроение.
Сейчас изо всех сил стараюсь не придумать себе любовь. И единственное, что сдерживает - боюсь заиграться. (Хочется сказать: "Я люблю тебя!", но всё время некому. Рената Литвинова)
Возможно я слишком далеко зашла в своей игре в равнодушие. И оно уже стало не просто защитным покрывалом, а частью меня самой.
Директор мне говорит: Наташа, если тебе это нужно, если ты всё ещё здесь, делай, не сиди, каждый день делай то, что приближает тебя к цели. А я киваю и соглашаюсь. Я говорю: да, мне это надо, да, я этого хочу, да, я буду делать. И сама в это верю. А потом делаю лишь то, что оказывается единственно имеет для меня значение.
Уехать куда-нить на фэст, слиться с природой и отгородиться глухой стеной от людей, потому что мне н е и н т е р е с н о.
Слушать музыку, которая одна способна ещё хоть что-то задевать в моей душе.
Читать стихи, прозу - те самые, от которых нельзя оторваться и которые дают осознание ни то что бездарности, а собственной никчёмности. Ничто.
Я не умею писать. Мне плевать, что я не могу рисовать, как они, не могу петь, как они, не могу шить, танцевать, играть и что-там ещё могут потрясающе делать люди. Я не могу так писать, вот что меня убивает.
И вот тогда хочется курить. Покрепче, да поглубже. Как будто это чем-то поможет. Ещё одна иллюзия. Только ещё один образ.
И даже убиться апстену уже не хочется. Потому что смерть давно перестала пугать и видется освобождением. А разве мазохист жаждет освобождения? Он хочет жить вечно, неистово надеясь, что всё изменится и прекрасно понимая, что это невозможно.
А наивная линеечка всё продолжает отсчитывать дни с того момента, как я получила счастье. Да, я - счастлива. И в свете описанного это звучит как диагноз.